Автор: Fujin
Переводчик:
Бета(ы):
Категория/Рейтинг: PG-13
Жанр:
Пэйринг: Ичиго/Рукия
Общее предупреждение
Предупреждение от автора:
Содержание: Ну. В общем чем сильнее шинигами, тем сильнее они хотят есть - это официальный факт. Пустые голодны постоянно. А Ичиго там, вообще-то, самый сильный.
Дисклеймер: не моё
Он сидит прямо посреди идеально-белой улицы, прислонившись к стене. Шумно дышит. Иногда жмурится от усталости и яркого солнца.
Грязный, безнадежно выдохшийся, совершенно чужой в этой окружающей строгости и белизне. В этом городе. В это мире мертвых. Слишком живой.
Ичиго встает, опираясь на меч, морщится от боли в вывихнутом плече. Коротко выругивается, перешагивая через поверженных противников.
- Что ж вас так много…
Кто-то пытается промычать в ответ, но проходя мимо Ичиго смотрит на него своим самым искренним взглядом, и тот тут же притворяется невменяемым. Неудачно.
- Как же это достало…
Зангетсу скребёт о камни мостовой. Сухо во рту. И жарко в тёмной одежде.
Всё вокруг – белое.
Как и одинокая башня – там, вдалеке.
Он должен дойти.
Ичиго вдруг спотыкается – от усталости и сонливости – хватается растопыренной ладонью за стену, чтоб не упасть. На пальцах вместе с жарой остаётся пыль.
Жажда сушит горло, хочется есть.
Хочется спать.
Ичиго снова сползает по стенке, щурится, рукавом стирает стекающий по вискам пот. Снова выругивается.
Он только чуть-чуть поспит и пойдёт дальше. Намного проще идти ночью в темноте.
Есть хочется так сильно, что невольно начинает тошнить. Вдруг почему-то кажется, что этот гложущий шинигами всё нарастающий голод очень похож на голод Пустого. И даже едят они почти за тем же. Пора отсюда валить.
Горячие камни: под ним – аккуратная мостовая, за ним – белеющая стена.
Ноюще и беспомощно болит сердце.
Прежде чем забыться дёрганным, напряжённым снос, он думает, как же эта усиливающаяся с каждым шагом в этом мире боль похожа на осколок меча, застрявшего в груди.
Он обязательно спасёт её как можно скорее.
А то что-то он слишком часто думает о всяких глупостях в этом мире неживых.
***
Проснулся он от топота десятков ног.
- Ну вот, опять.
Ичиго неторопливо поднялся, опираясь о Зангетсу, зевнул, потёр всё еще сонные глаза, пригладил всё равно взлохмаченные волосы.
Нашедшие его шинигами смотрели опасливо, если не сказать испуганно, и не решались напасть первыми. Настороженно следили за тем, как он снова зевает, даже не прикрывая рта.
Им же лучше.
- Эй, ребята, - Протянул Ичиго лениво и недовольно, - если вы сейчас тихо развернётесь и уйдёте, я сделаю вид, что не заметил вас.
Те помялись какое-то время, посмотрели на уже поверженных противников, а потом развернулись и ускоренно пошли куда-то по своим делам. И только теперь Ичиго разглядел на них эмблему четвёртого отряда.
Хрипло устало рассмеялся. От резкого движения лёгких в груди снова заболело сердце.
Колким обломком катаны. В мире живых оно не болело. Никогда.
Уже стемнело. Даже стены вокруг растеряли свою лезущую в глаза белизну. Стали грязно-бурыми.
Ичиго вздохнул, осмотрелся и продолжил идти. Зангетсу с противным металлическим скрежетом тащился за спиной. Поднимать его было лень.
Ичиго шёл, придерживаясь рукой за пыльный, еще хранивший дневной жар камень стен.
Башня маячила впереди. Такая же ослепительно-сияющая, как и днём. Как бьющаяся пульсом цель, как путеводная звезда.
Зачем-то нужно туда идти.
Отчаянно хотелось есть. Голод судорогой растянулся от низа живота до самого горла. Зудят дёсны. И что-то жадно ноет - в самой глубине.
«Это не голод» - Смеётся ему в уши кто-то с истерической сумасшедшей улыбкой. Белой, как дневные стены Сейретея. Мира неживых, - «Ты это и сам прекрасно знаешь»
«Отвали» - Огрызается Ичиго.
И идёт дальше, пальцами ловя пыль и тепло камней. Слушая скрежет своего меча и биение своего больного сердца.
Он шёл спасти её как можно скорей.
У него было ни малейшего желания заводить новые знакомства.
«Ну же», - Давил в виски смех, - «Ты пока не знаешь, что делать, когда так невыносимо хочется есть. А я могу показать…»
Ичиго резко останавливается, зло ударяет кулаком по стене. Сильно, до ломоты в костяшках.
Не хватало еще, чтобы его вздумала учить собственная шизофрения. Всё здесь ненастоящее: и камни мостовой, и лживые капитаны, и этот голос в голове.
Одна чистая духовная сила. Больше ничего.
Только он, потерявшиеся где-то друзья и крошечная девушка, сжавшаяся в самой высокой башне Сейретея. Это было бы даже романтично, если бы её не собирались убить. Если бы ей – наверняка – не было отвратительно холодно там.
«Всё я знаю» - Почти рычит Ичиго, и сплёвывает прямо на аккуратные камни мостовой. На эту силу, чистоту и ложь – «Когда хочется есть, надо есть – вот и всё».
***
В дом оказалось легко пробраться. Едва очутившись в чужой квартире, Ичиго воровато осмотрелся.
Темно. Тихо. Ни шороха, ни вздоха.
И не видно почти ничего.
Он осторожно обошёл небольшую квартиру и убедился: действительно никого нет. Наверное, хозяева решили уехать куда-нибудь подальше от переполоха в центре города.
Или ему, наконец, начало везти.
Вычислив кухню, Ичиго принялся обыскивать многочисленные шкафчики. Свет решил не зажигать – на всякий случай. Ящички выдвигал аккуратно, чтобы не шуметь. Дверцы шкафов закрывал.
Старался делать всё как можно спокойнее и продуманнее. Глубоко размеренно дышал. Чтобы доказать – даже не себе, нет – тому бледному паразиту, что это вовсе не неизбывный голод Пустого гложет его изнутри. Просто хочется есть. Просто слишком много духовной силы потратил за одни только последние сутки.
И это вовсе не у него дрожат разрывающие упаковку руки.
Нашёлся хлеб и коробка печенья.
Ичиго ел там же. Не отходя от шкафов, не доходя даже до стула.
Крошки падали на пол.
Такой же белый днём, как и всё вокруг.
«Не поможет» - Смехом-хихиканьем.
«И тебе приятного аппетита» - Зло, почти испуганно.
Помогало. Совсем чуть-чуть.
Быстрая тень скользнула на самой грани видимости. Ичиго резко обернулся, почему-то даже не подумав схватится за рукоять меча.
Он шёл за ней, и ждал – в каждом шорохе, тени, звуке.
Никого.
Показалось.
Как и голос в голове.
Надо закончить здесь все дела как можно скорее и уходить.
А то совсем подводят его глаза и уши. И сердце болит.
Ичиго быстро доел остатки хлеба и пошёл к окну – выбираться.
Надо спешить, а ночью идти гораздо удобнее.
Башня Раскаянья занесённым топором палача белела над Сейретеем.
Шинигами сами дали ему и этот топор, и право вершить свой суд. Он здесь всё в щепки разнесёт, если кто-то попробует не отдать то, за чем он пришёл.
Рукия.
Наверное, надо будет сказать что-нибудь возвышенное, когда он придёт за ней.
***
Ичиго тенью бежит по узким улочкам. Когда мимо проходят патрули, прячется в крошечных переулках. Он не избегает схваток: просто драка займёт куда больше времени, а он спешит.
Кто знает, сколько осталось еще дней.
«Я знаю» - Белизной, смехом, опрокинутым небом – «Без меня тебе её не спасти»
Ичиго до боли стискивает зубы, чтобы не отвечать. Даже мысленно. Потому что если не останется других способов спасти её – сойдёт и этот.
Надо только придумать, что же ей сказать. Что-нибудь отвратительно честное, такое, чтобы оно вместило в себя и весь его путь в Сообществе Душ, и схватки, и решимость, и оставшуюся в мире живых семью, и боль, нарастающую в груди, и опять закрывающиеся глаза, и тоскливо пустующую парту – совсем рядом с его, и одиночество ночами – без чужого дыхания за дверцей шкафа, и белые камни мостовой, и сумасшедшего придурка в голове, и Пустых – без души и сердца, и её огромные испуганные глаза. Как же ей, наверное, холодно там. В этой башне.
В этом насквозь прогнившем неживом мире.
Он всё-таки отвлёкся и не успел укрыться от патруля. Всего двое.
Шинигами решили не поднимать тревогу и справится с ним сами. Ичиго улыбнулся на это дёрнувшимся уголком губ – повезло – и взял Зангетсу в руки.
Голод с удвоенной силой взвыл внутри.
«Я спасу тебя. И никто тебя больше не обидит. Не заставит мёрзнуть в башнях. Не захочет убить». Забота. Почти правда. Совсем, совсем не то.
Ичиго с лёгкостью парирует первый удар, выбивает меч и ударяет противника по лицу. Несильно, кулаком, но тот отлетает назад и больше не нападает.
Издевательский смех стучится в висках.
«Мне тоскливо без тебя. С нами тебе будет лучше. Будешь жить в моём шкафу». И пустующая парта рядом, и чужое дыхание ночами, и короткие приветствия по утрам. Правда. Вот только всё равно не то.
Второй соперник оказался серьёзнее. Он дрался с такой мрачной отрешённой мстительностью, как будто и впрямь хотел убить. Но прежде чем наконец зайти ему за спину и оглушить, Ичиго успел заметить первого шинигами, убегающего в сторону сторожевого поста. Поднимающего тревогу.
Ичиго тихо ругнулся, сплюнул, закинул Зангетсу за спину и тоже побежал. Чтобы успеть подойти к Башне Раскаянья как можно ближе до того, как его догонит кто-нибудь посерьёзнее тех двоих.
«Ты просто нужна мне. Я не могу без тебя – вот и всё» Слишком эгоистично. Даже не похоже на правду.
Вдруг словно взорвавшаяся поблизости духовная сила словно оглушила его. Лишила дыхания, прижала к самой земле. Покоряющая до рези в глазах.
Больно быстро его догнали.
Не шевельнуться.
А Ичиго – второй волной, не слабее чудовищной чужой силы, прижавшей к камням – внезапно вспомнил, что же снилось ему все эти дни в Сейретей. Отчего так часто клонило в сон. Вернуться.
И, поворачиваясь к новому противнику – огромному, устрашающему, одноглазому – он понимает, что у того нет шансов.
Потому что теперь Ичиго просто не может проиграть.
***
Пустой оглушительно ревёт в ночном небе. Царапает когтями асфальт. Огромный, несуразный, преисполненный желанием есть и убивать.
Через дыру в его груди видны крошечные городские звёзды.
Он пришёл за его семьёй, и никто, кроме двоих, даже не видит его. И никто, кроме Ичиго, не может их спасти.
Она стоит прямо перед ним: крошечная, раненая, сжавшаяся. Держит в руках меч. Он стоит напротив неё.
И Пустой кричит совсем близко – их особенным криком – со смесью жалобы и угрозы.
- Если ты хочешь спасти свою семью, ты должен умереть от моего меча, - Решительно говорит она и руки, сжимающие тёмную, катану, дрожат.
Ичиго мог бы поспорить. Возмутиться. Не поверить. Но Пустой уже настолько близко, что можно было бы почувствовать его дыхание, если бы он дышал. А у неё такие тёмные глубокие глаза, что спорить не хочется.
Он берёт руками клинок, подходит ближе, и острие катаны упирается прямо в грудь. Напротив сердца. Она действительно напугана, и от того лезвие ходит из стороны в сторону, разрезая одежду и полосуя кожу.
- Ради этого я сделаю всё, - Спокойно отвечает он, и делает шаг навстречу.
И тогда эта боль впервые пронзает его. Та, что сейчас обломком меча притаилась в сердце, будто девушка забыла вынуть его до конца.
Катана разрезает кожу и проходит между рёбер. Слишком больно. С пальцев, сжимающих клинок, капает кровь, чёрная в темноте. Груди не видно. Ну да скоро это будет не важно. Руки немеют от боли, и Ичиго останавливается, чтобы перевести дух.
Она вовсе не собирается ему помогать. Стоит напротив, стиснув рукоять тонкими пальцами; смотрит, удивлённая, как маленькая девочка. Кажется: не верит.
Пустой перед ними скребёт стены дома и ссыпает остатки черепицы. Оглушительно ревёт.
Ичиго сглатывает, стискивает зубы – до вздувшихся на шее вен – и снова идёт вперёд. Еще сильнее насаживая себя на лезвие меча. С холодной сталью, уже торчащей из груди.
Катана с мерзким хлюпаньем возит внутри из стороны в сторону – руки у неё дрожат всё сильнее.
Сердце болит почти как сейчас.
А Ичиго идёт вперёд, не обращая внимания на ломающиеся рёбра и болящее сердце.
Идёт к ней.
Протягивает окровавленные руки, касаясь её плеч. Тёплых, как воск горящих свечей, даже под одеждой. Такой он её и запомнил: тёплые плечи, горячее дыхание, холодные испуганные глаза. Кучики Рукия. Просто девушка, которую тоже надо спасти.
Её трясёт в его руках, и ей сейчас гораздо страшнее, чем ему самому. Она не привыкла, чтобы умирающие на неё так смотрели.
До него так не неё смотрел, умирая от её меча, только один.
А Ичиго смотрит всё равно, и подбирает слова, и хочет рассказать ей так много – наскоком. Про то, какие у неё теплые руки, и как она порой наклоняет голову – своевольно и обиженно, и как дышит она во сне, и как он не спит ночами, слушая её дыхание, и хочется пойти, открыть дверцу шкафа, отнести её на кровать и до утра греться её дыханием, наплевав на то, что подумают остальные.
Про то, как не может он без неё там – один, в мире живых. Просто не может – и всё. Про то, что он без неё не вернётся.
Про то, что он просто не может оставить её в это чертовой башне, как не мог бы оставить и никого другого. Про то, что она слишком тёплая, живая и необходимая, совсем не подходящая для белых стен Сейретея. Мира неживых.
Про то, что он обязательно заберёт её с собой и научит смеяться – не так, как она делает это обычно – нужным выученным уроком. Выезжать за город с друзьями, сидя у костра до утра. Верить глупым история. Пить из трубочек сок.
Просто жить.
И Ичиго идёт вперёд, и катана торчит уже не из груди, а из спины. Одним ободранным крылом. Он залил её своей кровью. Он до боли стиснул руки на её плечах.
До рукояти остался всего шаг.
Ичиго делает и его, уже повиснув на клинке всем телом. Не забота о семье заставляет его сделать это. Не тоска. Не нужда. Ну, не только. Не любовь даже.
Это больше всего похоже на долг.
Он дошёл до неё. Он прошёл к ней через лезвие катаны, насадившись по самую рукоять. Сам. Он просто не может теперь бросить её в этой башне.
Он знает, что сказать, еще до того, как обменяется первыми ударами со своим противником. Пусть тот и капитан, в победе Ичиго не сомневается. Это еще одна составляющая долга.
«Я пришёл за тобой. И я спасу тебя, хочешь ты этого или нет»
Ведь это её дрожащие руки сжимали клинок, насквозь пронзивший его сердце.